– В чем, в чем, а в этом ты ничуть не изменился, дорогой Гэндальф, – заметил Арагорн. – Как всегда, говоришь сплошными загадками!
– Загадками? – переспросил Гэндальф. – Да нет, нет, что ты. Я просто разговариваю сам с собой. Так поступали когда–то древние: обращались к самому мудрому в собрании, минуя остальных. Молодым пока еще растолкуешь!
Он рассмеялся, но теперь его смех показался теплым и ласковым, как луч солнца.
– Даже долгожители Древнего Запада не назвали бы меня молодым, – заметил Арагорн. – Может, ты все–таки приоткроешь мне завесу над всеми этими тайнами?
– Что ж вам сказать? – промолвил Гэндальф и задумался. – Ладно, так уж и быть: если хотите, чтобы я с вами, по возможности, поделился своими мыслями, то вот они. Враг, разумеется, давно уже знает, что Кольцо покинуло свое убежище и что оно у хоббита. Он знает, сколько Пеших вышло с этим хоббитом из Ривенделла, знает, какого мы роду и племени. Но он еще не совсем понимает, что у нас на уме. Он считает, что мы, по всей видимости, стремимся поскорее попасть в Минас Тирит, поскольку так поступил бы на нашем месте он. По его понятиям, мы представляем для него серьезную угрозу. Он трепещет при мысли, что среди нас может объявиться какой–нибудь богатырь с Кольцом на пальце, который отважится пойти войной на Мордор, чтобы сокрушить мощь Барад–дура и самому воссесть на черный трон. Ему и в голову не приходит, что, сокрушив мощь Барад–дура, мы никого не захотим возводить на трон Саурона. Даже в самых черных снах ему не грезилось, что мы пытаемся попросту уничтожить Кольцо! В этом можно усмотреть дар судьбы и единственную надежду на успех. Опасаясь нападения, он решил сам развязать войну, зная, что времени ему терять нельзя. Ибо если нанести удар раньше всех и если удар этот будет достаточно сильным – второго может и не понадобиться. Поэтому Враг собирается пустить в ход все свои армии, собранные с таким трудом и тщанием, и намерен сделать это раньше, чем замышлял. Но на всякого мудреца довольно простоты. Брось он все силы на защиту Мордора, направь он на охоту за Кольцом все свое черное искусство – в Мордор и мышь не проскользнула бы, а у нас не осталось бы никакой надежды. Ни Кольцу, ни Хранителю не удалось бы долго скрываться от Врага. Но Глаз обращен вовне, а не вовнутрь. Чаще всего взгляд его устремляется на Минас Тирит. Скоро черные армии обрушатся на этот город. Ибо Враг уже знает, что посланцы, которые должны были преградить путь Отряду, снова остались ни с чем. Кольца они так и не отыскали, хоббитов–заложников не привели. Если бы оркам удалось доставить в Мордор хоть одного хоббита – это был бы для нас тяжкий удар. Возможно, роковой. Но не омрачайте сердца мыслью об испытаниях, которым подверглись бы в Черном Замке верность и мужество наших малышей! Ибо Враг потерпел неудачу – по крайней мере, на этот раз. Спасибо Саруману!
– Разве Саруман не предатель? – удивился Гимли.
– Конечно, предатель, – сказал Гэндальф. – Причем дважды. Есть в этом некая странность. Из всего, что случилось за последнее время, измена Исенгарда – беда самая горькая, настоящий нож в спину. Саруман стал нынче весьма силен – и не только как волшебник: он теперь и властитель, и военачальник. Он угрожает роханцам войной, лишая Минас Тирит поддержки как раз в то время, когда Гондор ждет удара с востока… Но оружие измены всегда опасно в первую очередь тому, у кого оно в руках. Саруман тоже намерен завладеть Кольцом или, по крайней мере, добыть себе парочку хоббитов для каких–то темных целей. Но, объединив усилия, наши враги добились только одного: Мерри и Пиппин с невероятной скоростью перенеслись в Фангорн, куда иначе им ни за что не попасть бы, – и поспели как раз вовремя. Теперь Саурона и Сарумана обоих точат сомнения, и планы их спутались. В Мордоре не знают о происшедшем сражении – спасибо Всадникам Рохана! Но Черному Властелину доложили, что у Эмин Муйла были схвачены какие–то два хоббита. Знает он и то, что пленников, вопреки настояниям его слуг, повели в Исенгард. Значит, теперь ему надо бояться не только Минас Тирита, но и Орфанка! Если Минас Тирит падет, Саруману не поздоровится…
– Жаль только, что между этими двумя властолюбивыми злодеями лежат земли наших друзей, – вздохнул Гимли. – Не будь меж Исенгардом и Мордором других стран – что бы им не повоевать друг с дружкой? А мы бы на них смотрели да ждали, чем это кончится.
– Победитель стал бы сильнее, чем оба они, вместе взятые, а главное, перестал бы тратить время на сомнения, – возразил Гэндальф. – Но Исенгард не может воевать против Мордора, покуда Саруман не заполучит Кольца. А этого уже не случится. Он еще не знает, что ему грозит! Впрочем, он многого не знает. Он так спешил наложить лапу на драгоценную добычу, что не мог усидеть дома и сам вышел навстречу – проследить за своими слугами. Но он пришел слишком поздно: битва закончилась без него и он уже ничего не мог изменить. Надолго он здесь не задержался. Его мысли открыты мне, и я вижу, что он колеблется. В лесу он чувствует себя неуверенно. Кроме того, он думает, что роханцы убили и сожгли всех, кого нашли на поле боя, а удалось ли его слугам захватить пленников, он не знает. Не знает он и того, что его орки умудрились поссориться с мордорскими. Да и о Крылатом Посланце он еще не слышал.
– О Крылатом Посланце?! – вскричал Леголас. – У переката Сарн Гебир я подстрелил из лука Галадриэли какое–то летающее чудовище, и оно рухнуло за реку. Какой нас тогда охватил ужас! Что это было?
– Стрелы ему не страшны, – вздохнул Гэндальф. – Ты попал в его крылатую лошадку, только и всего. Это был славный выстрел. Но Всадник уже обзавелся новой. Ибо это был Назгул, один из Девятерых – да, да! Теперь кони Черных Всадников летают. Скоро тень их крыльев падет на последние армии наших друзей и закроет солнце… Но им еще не дано разрешения показываться за Великой Рекой, и Саруман ничего не знает о том, что Кольценосные Призраки приняли новый облик. Он думает только о Кольце. Побывало ли оно на месте битвы? А если побывало – кто его подобрал? Что произойдет, если оно попадет к Теодену, правителю Марки? Это опасность, и немалая! Вот почему он спешил обратно в Исенгард, чтобы удвоить, а лучше – утроить армию, которая воюет с Роханом. Между тем ему грозит другая опасность, которой он не видит, сжигаемый своими мечтами, хотя она у него под боком. Он забыл о Древобороде.
– Ты опять говоришь сам с собой, – посетовал Арагорн. – Растолкуй, кто такой Древобород? Я, правда, начинаю понимать, почему ты сказал, что Саруман дважды предатель, но никак не могу взять в толк, что проку, если двое хоббитов случайно забрели в Фангорнский лес? Что мы выгадали, кроме долгой и безуспешной погони?
– Минуточку! – воскликнул Гимли. – Первым делом я хочу прояснить один вопрос. Тебя или Сарумана мы видели вчера вечером, Гэндальф?
– Уж никак не меня, – заверил Гэндальф. – Видимо, это и впрямь был Саруман. Неужели мы с ним так похожи? Вот почему ты покушался на мою шляпу! Раз так – прощаю!
– Ладно, ладно! – смутился Гимли. – Хорошо, что это был не ты, и хватит об этом!
– О да, мой добрый гном! – снова рассмеялся Гэндальф. – Приятно бывает узнать, что ошибался не во всем! Я знаю это по себе. Но я ничуть не в обиде за прохладную встречу, о нет! Как я могу тебя винить, я, Гэндальф, без конца твердивший всем и каждому: когда имеешь дело с Врагом, не доверяй никому и ничему, даже собственным рукам! Мир тебе, Гимли, сын Глоина! Может быть, тебе еще доведется увидеть нас с Саруманом одновременно. Тогда у тебя будет случай сравнить.
– Но что же хоббиты? – вмешался Леголас. – Мы положили столько сил на поиски, а ты, похоже, знаешь, где Мерри с Пиппином, и молчишь!
– Они гостят у энтов, у Древоборода.
– У энтов?! – воскликнул Арагорн. – Так что же, получается, не лгут легенды о великанах, которые обитают в глуби лесов и пасут деревья? Значит, энты существуют до сих пор? Я был уверен, что они жили в Старшую Эпоху, если жили вообще и их не выдумали роханцы!