– Повторяю – весьма удачная встреча! – молвил старик, подходя ближе.
В двух шагах от друзей он остановился, оперся на посох и нагнулся вперед, пристально глядя на них из–под низко надвинутого капюшона.
– Что же вы делаете в здешних краях? Эльф, гном, человек – и все одеты по–эльфийски! Несомненно, вы могли бы рассказать много интересного. Такую компанию здесь редко увидишь!
– Похоже, ты хорошо знаешь Фангорн, – сказал Арагорн. – Я не ошибся?
– Не то чтоб очень хорошо, – ответил старик. – Чтобы узнать Фангорн по–настоящему, пришлось бы изучать его несколько жизней подряд. Но я иногда захаживаю сюда. Что верно, то верно.
– Нельзя ли узнать, как твое имя и что ты хочешь нам сказать? – продолжал Арагорн. – Утро уже почти минуло, а наше дело не терпит отсрочки.
– Я уже сказал все, что хотел, – усмехнулся старик. – А именно – спросил, что вы тут делаете и что вас сюда привело. Что же до моего имени… – Он прервал себя на полуслове и засмеялся долгим тихим смехом.
У Арагорна пробежал по спине странный озноб, но не от страха – так бывает, когда налетит внезапный порыв свежего ветра или когда спишь под открытым небом – и вдруг хлынет ледяной дождь.
– Мое имя!.. – повторил старик, отсмеявшись. – Неужто до сих пор не угадали? А ведь оно вам знакомо. Да, да, думаю, что знакомо… Итак, говорите! Как вы тут очутились?
Друзья стояли неподвижно и молчали.
– Другой на моем месте мог бы истолковать это молчание далеко не в вашу пользу, – покачал головой старик. – К счастью, я уже кое–что знаю. Как я полагаю, вы идете по следу двух юных хоббитов. Подчеркиваю – хоббитов. И не надо смотреть на меня так, словно вы никогда не слышали этого странного слова. Слышали, и не раз! Как, впрочем, и я. Так вот, позавчера они посетили эту скалу и здесь у них произошла некая неожиданная встреча. По–видимому, вы желали бы узнать, куда увели ваших подопечных? Что ж, не исключено, что я мог бы вам подсказать. Кстати, почему мы разговариваем стоя? Как видите, спешить вам пока некуда, так что давайте сядем и побеседуем спокойно!
Старик повернулся и направился к подножию утеса – там лежала груда камней и щебня. Остальные тут же пришли в себя и обрели способность двигаться, словно с них спали чары. Гимли немедленно схватился за топор, Арагорн зазвенел мечом, Леголас вскинул лук.
Не обращая на них ни малейшего внимания, старик оперся рукой о низкий, плоский камень и сел. Пола серого плаща откинулась, и все ясно увидели, что незнакомец с головы до ног одет в белое.
– Саруман! – крикнул Гимли и бросился вперед с топором в руке. – Отвечай! Куда ты дел наших друзей? Что с ними сделал? Отвечай немедленно, а не то я прорублю в твоей шляпе такую прореху, что и волшебнику не заштопать!
Но старик оказался проворнее. Он тут же вскочил и ловко вспрыгнул на высокий обломок скалы. Всем почудилось, что он внезапно стал гораздо выше ростом. Капюшон и серые лохмотья полетели на землю. Сверкнули белые одежды. Незнакомец поднял посох, и топор Гимли выпав, звякнул о камень. Меч в застывшей руке Арагорна засверкал, как огненный, Леголас с громким возгласом пустил стрелу в воздух, и та, вспыхнув, бесследно исчезла.
– Митрандир! – воскликнул он. – Митрандир!
– Я же говорил, Леголас, что это весьма удачная встреча, – откликнулся старик.
Все трое смотрели на него, потеряв дар речи. [362] Волосы старца были белы как снег на солнце, одежды сияли белизной, глаза из–под густых бровей сверкали, как солнечные лучи. От него исходила неодолимая и неоспоримая сила. Друзья стояли, окаменев, не зная – дивиться? радоваться? страшиться?
Наконец Арагорн очнулся.
– Гэндальф! – выдохнул он. – Паче всякого чаяния возвратился ты к нам в этот роковой час! Что за пелена заслоняла мне глаза? Гэндальф!
Гимли промолчал – только опустился на колени и прикрыл глаза ладонью.
– Гэндальф… – повторил старец, словно вызывая из памяти что–то давно позабытое. – Да, так было. Когда–то меня звали Гэндальфом.
Он сошел с камня, подобрал свой серый плащ и снова завернулся в него, и всем почудилось, что в небе только что сияло солнце – и вдруг скрылось в тучах.
– Можете по–прежнему называть меня Гэндальфом, – сказал волшебник, и это снова был голос их старого друга и проводника. – Встань, мой добрый Гимли! Я цел, а ты невиновен. На самом деле, друзья мои, ваше оружие не способно мне повредить. Смотри веселей, Гимли! Мы снова вместе. История принимает иной оборот. Отлив сменился приливом. Надвигается великая буря, но ветер уже сменил направление!
Он положил руку на голову Гимли. Гном поднял глаза – и вдруг засмеялся от радости.
– Это и вправду ты, Гэндальф! – воскликнул он. – Но почему ты одет в белое?
– Теперь мой цвет – белый, – ответил Гэндальф. – Я, можно сказать, и вправду Саруман – Саруман, каким он призван был быть! Но расскажите мне, наконец, о себе! С тех пор как мы расстались, я прошел через огонь и глубокие, глубокие воды. Я забыл многое из того, что мнил знать, и вновь научился многому из того, что забыл. Мне видны самые далекие дали – и в то же время зачастую я не могу рассмотреть того, что лежит под ногами… Рассказывайте же!
– Но что ты хочешь знать о нас? – спросил Арагорн. – Всего, что приключилось после нашей разлуки на мосту, быстро не опишешь – тут и дня не хватит. Может, ты для начала все–таки скажешь, что с хоббитами? Ты видел их? У них все в порядке?
– Нет, мы не виделись, – ответил Гэндальф. – Над ущельями Эмин Муйла лежала тьма, и я не скоро узнал бы, что Пиппин и Мерри попали в плен, если бы мне не сказал об этом орел.
– Орел?! – воскликнул Леголас. – Я видел орла над Эмин Муйлом три дня тому назад высоко в небе!
– Совершенно верно, – подтвердил Гэндальф. – Это был Гвайир, Князь Ветра, тот самый, что когда–то спас меня из Орфанка. Я выслал его вперед, чтобы он пролетел над Великой Рекой и сообщил мне, что делается в мире. Гвайир зорок, но даже ему не дано видеть всего, что творится в тени холмов и под сенью деревьев. Кое–что удалось увидеть ему, об остальном я узнал сам. Кольцу я помочь уже не могу – и никто из Отряда не может. Оно было в опасности и едва не открылось Врагу. Но в последний момент дело удалось спасти, и не без моего участия. Я сидел тогда высоко, высоко над миром – и сражался с Черным Замком. Тень миновала, а я смертельно устал, и долго томили меня черные думы.
– Стало быть, ты знаешь, что случилось с Фродо?! – воскликнул Гимли. – Как у него дела?
– Этого я не могу сказать. Он спасся от большой опасности, но на его пути таких будет еще много. Доподлинно мне известно лишь то, что он решил идти в Мордор один и уже выступил в дорогу.
– Он пошел не один, – поправил Леголас. – Сэм увязался тоже. Так мне кажется.
– Да ну?! – воскликнул Гэндальф. В глазах у него на миг блеснул огонек, и он улыбнулся. – Неужто? Это для меня новость! Хотя чему тут удивляться?.. Что ж, хорошо! Очень хорошо! У меня стало куда легче на сердце. А теперь вы должны рассказать мне все по порядку. Садитесь поближе и поведайте мне о вашем путешествии!
Друзья устроились на земле у ног Гэндальфа, и Арагорн начал рассказ. Гэндальф долго не перебивал его и не задавал никаких вопросов. Руки волшебника лежали на коленях, глаза были закрыты. Когда наконец Арагорн заговорил о гибели Боромира и рассказал, как Великая Река унесла гондорца в последнее странствие, Гэндальф печально вздохнул.
– Ты рассказал не все, что знаешь и о чем догадываешься, друг мой, – сказал он негромко. – Увы Боромиру! Я не слышал о его гибели. Для такого человека – властителя и могучего воина – это было тяжелое испытание. Галадриэль открыла мне, что Боромиру грозит страшная опасность. Значит, он все–таки избежал ее! Я рад этому. Не напрасно взяли мы в поход двух младших хоббитов! Хотя бы только из–за Боромира… Но им предстоит сыграть и другую роль. Они оказались в Фангорне, и грозы уже не миновать: знаете, как иногда маленький камушек будит лавину в горах? Вот то–то же. Мы с вами сидим и мирно беседуем, но я уже слышу первые раскаты. Будь я Саруман – не хотел бы я оказаться вне стен своего замка, когда рухнет плотина!
362
Этот эпизод перекликается с Преображением Христа на горе Фавор, чему свидетелями были три его ученика – Иоанн, Иаков и Петр. Христос предстал перед ними преображенным, в ореоле неземного света, так что устрашенные ученики «пали на лица свои»; когда же они решились поднять глаза, то увидели, что Христос беседует с Моисеем и Илией, величайшими пророками древности, о своей смерти и воскресении. Гэндальф, конечно, не Христос, но в скрытой здесь отсылке к евангельскому эпизоду таится намек на «прикровенную» связь книги с христианской традицией. Текст «осведомлен» о Христе, хотя герои о Нем ничего не знают. Эта отсылка, как и многие другие скрытые в тексте цитаты, ничего не добавляет к непосредственному смыслу эпизода, только помещает его в неожиданный контекст, создает символический «фон», дополнительную «подсветку».