– Дело срочное, – кивнул он. – Дурные вести!

Тут он оглянулся, словно у кустов могли быть уши.

– Назгулы, – шепнул он. – Девятеро снова вышли в мир! Они тайно переправились через Реку и движутся на запад. Они приняли облик всадников, одетых в черное!

Я сразу понял: сердце именно об этом и предупреждало меня!

– Или Враг что–то задумал, или его заставила нужда, – продолжал Радагаст. – Но что ему понадобилось в этих далеких, пустынных землях?

– То есть? – не понял я.

– Мне говорили, что Всадники повсюду спрашивают про это самое Заселье.

– Не «это самое», а просто Заселье, – поправил я, но сердце у меня совсем упало. Ибо даже Мудрые страшатся Девятерых, когда те собираются вместе под предводительством своего страшного вожака. В прошлом он был великим королем и могущественным чародеем, а сейчас обращает против своих врагов оружие нестерпимого страха.

– Кто сказал тебе об этом и кто послал тебя? – спросил я.

– Саруман Белый, – ответил Радагаст. – И еще он просил передать, что, если тебе нужна помощь, он ее окажет. Только поспеши, а то будет поздно.

Это меня обнадежило. Саруман Белый – глава нашего Ордена. Радагаст, конечно, тоже достойный волшебник. Он мастер форм и меняющихся оттенков, он знаток трав и зверей, очень дружен с птицами. Но дело в том, что Саруман долго изучал именно обычаи и хитрости Врага, так что благодаря ему мы часто успевали предвосхитить действия Черной Силы. Именно благодаря прозорливости Сарумана удалось нам изгнать Врага из Дол Гулдура. Может, он нашел оружие против Девятерых?

– Я отправляюсь к Саруману, – сказал я.

– Тогда поспеши, – повторил Радагаст. – Я и так слишком долго тебя искал, а дни убегают быстро. Саруман просил найти тебя до Преполовения, а Преполовение – вот оно. Даже если ты поскачешь прямо сейчас, ты вряд ли успеешь опередить Девятерых – они к тому времени уже доберутся до страны, в которую направляются. А я тороплюсь в обратный путь.

С этими словами он вскочил в седло и тронул поводья.

– Постой! – опомнился я. – Нам нужна твоя помощь, да и не только твоя – любая. Сообщи о нашем деле всем зверям и птицам, которые с тобой дружат. Скажи им – пусть передают Саруману и Гэндальфу обо всем, что случается. Где нас искать, ты знаешь – в Орфанке! [223]

– Договорились, – ответил он и помчался так, словно Девятеро уже гнались за ним.

За Радагастом я последовать не мог: я понимал, что сейчас для этого не время. К вечеру я был уже далеко от места нашей встречи и устал не меньше своего коня. Надо было остановиться и все обдумать. Ту ночь я провел в Бри и решил, что в Заселье завернуть не успею. Никогда еще я не совершал большей ошибки!

Правда, я написал Фродо записку и поручил своему другу, тамошнему корчмарю, при случае ее доставить. Сам же я на заре отправился дальше – и, долго ли, коротко ли, добрался до Саруманова обиталища. Это далеко отсюда, на юге, в Исенгарде [224] , что лежит в конце Туманных Гор, неподалеку от Роханской Щели. Боромир может сказать вам, что такое Роханская Щель: это – обширная долина, разделяющая Туманные Горы и северные отроги Эред Нимраис, Белых Гор его родины. Сам же Исенгард – это стена отвесных скал, окружающих внутреннюю долину, в центре которой стоит каменная башня Орфанк. Эту башню построил не Саруман, а нуменорцы, причем очень и очень давно. Она высока, хранит множество тайн и мало похожа на рукотворную. Вход в долину – только один, через кольцо скал, окружающих Исенгард, и этот единственный вход закрыт воротами.

Я подъехал к этим воротам – к огромной арке посреди каменной стены, охраняемой многочисленной стражей – поздно вечером. Привратники ждали моего появления и сказали, что Саруман готов принять меня. Я въехал в арку. Ворота за мной беззвучно захлопнулись, и я внезапно ощутил страх – хотя и не понял его причины.

И все же я подъехал к Орфанку и поднялся по ступеням. Саруман встретил меня и проводил наверх, в свои покои. На пальце у него поблескивало кольцо.

– Значит, ты все же пришел, Гэндальф, – сказал он без улыбки.

Мне показалось, что глаза его сверкнули белым огнем, словно в душе он холодно насмехался надо мной.

– Да, – ответил я. – Я пришел к тебе за помощью, Саруман Белый.

Этот титул, казалось, рассердил его.

– Право, Гэндальф Серый? – воскликнул он с издевкой. – За помощью? Нечасто Гэндальф Серый просит помощи у других! Гэндальф Серый, столь искусный, столь многомудрый! Он бродит по всему Средьземелью, он вмешивается во все дела, даже если они его не касаются, – и вот пожалуйста: просит помощи!

Я смотрел на него и удивлялся.

– Если я не обманываюсь, – сказал я, когда он кончил, – то, что надвигается, потребует, чтобы мы объединили наши силы.

– Возможно, – согласился Саруман. – Поздно же ты об этом догадался! Сколько лет ты скрывал от меня, главы Совета, некое дело чрезвычайной важности? Вот что я хотел бы знать! И что заставило тебя покинуть свое засельское логово?

– Девятеро вышли в мир, – сказал я. – Они уже переправились через Реку. Так сказал мне Радагаст.

– Радагаст Бурый! – усмехнулся Саруман. Он больше не скрывал презрения. – Радагаст Укротитель Птиц! Радагаст Простец! Радагаст Осел! Хорошо еще, что ему хватило ума сыграть роль, которую я ему назначил. Ты здесь, а больше от него ничего и не требовалось. И ты останешься здесь, Гэндальф Серый. Пора тебе отдохнуть от путешествий! Я – Саруман Мудрый, Саруман Кольцетворец, Саруман Многоцветный!

Я поглядел на него и увидел, что его одежды, показавшиеся мне поначалу белыми, сотканы из нитей всех цветов радуги. Когда он двигался, ткань переливалась и меняла цвет, так что глаз уставал удивляться множеству оттенков.

– Белый мне больше по душе, – сказал я.

– Белый! – фыркнул Саруман. – Белый хорош только в самом начале. Белое полотно можно выкрасить. Белую бумагу можно покрыть письменами. Белый луч преломляется и становится радугой даже в обыкновенной капле воды!

– Но он перестает быть белым, – пожал я плечами. – А кто ломает вещь, чтобы узнать, что она из себя представляет, тот сошел с пути Мудрых.

– Тебе нет нужды изъясняться со мной на языке, которым ты изъясняешься со своими олухами–приятелями, – прервал он меня. – Я призвал тебя не для того, чтобы выслушивать наставления, а для того, чтобы предложить выбор.

Он встал и заговорил нараспев, словно речь была приготовлена заранее:

– Старшая Эпоха миновала, Средняя – на исходе. Занимается заря Младших Дней. Время эльфов кончилось. Близится наше время, точнее, время людей, коими мы призваны править. Но нам нужна власть, дабы устроить все по нашей воле во имя того блага, которое ведомо одним лишь Мудрым. Внемли мне, Гэндальф, мой давний друг и помощник! – Он приблизился ко мне, понизил голос и продолжал: – Я сказал – «нам», ибо, если ты присоединишься ко мне, мы будем вместе. Новая сила нарождается в мире. Наши прежние союзники, наша прежняя стратегия бессильны перед ней. У эльфов не осталось надежды. Не осталось ее и у вымирающих наследников Нуменора. А это значит, что выбор у нас, точнее, у тебя, только один. Еще не поздно объединиться с этой Силой! Это будет мудрый шаг, Гэндальф. Здесь вся наша надежда. Победа новой Силы не замедлит, и те, кто встанет на ее сторону, будут щедро вознаграждены. По мере того как Сила эта будет возрастать, возрастет и могущество ее клевретов, а Мудрым, таким как ты и я, останется только запастись терпением и научиться со временем направлять эту Силу и руководить ею. Мы не будем спешить. Мы скроем наши замыслы в глубине сердца, оплакивая, быть может, зло, совершаемое попутно, но твердо придерживаясь высших, конечных целей – Знания, Закона, Порядка: всего того, что мы до сей поры тщетно пытались насадить в этом мире, покуда наши слабые и праздные друзья не столько помогали нам, сколько мешали. Цели и планы наши не изменятся. Изменятся только средства [225] .