– Это же просто ужас какой–то! – вне себя закричал Фродо. – И зачем мы только пришли в этот кошмарный Лес? Много бы я дал, чтобы снова оказаться сейчас в Крикковой Лощинке, всем вместе!

Он стал изо всех сил колотить по дереву ногами, не жалея пяток. По стволу пробежала едва заметная дрожь, ветви встрепенулись, листья зашелестели и зашептались – будто кто–то посмеивался далеким, еле слышным смехом.

– У нас в поклаже топора нет, а, господин Фродо? – отчаявшись окончательно, спросил Сэм.

– У меня есть с собой маленький топорик – рубить ветки для костра, – вздохнул Фродо. – От него толку не будет…

– Минуточку! – воскликнул Сэм – слова Фродо о костре подкинули ему новую мысль. – Может, пустить в дело огонь?

– Разве что, – неуверенно согласился Фродо. – Как бы нам только не поджарить Пиппина – ведь он внутри.

– А что мешает нам просто сделать этому дереву больно или хотя бы напугать его для начала? – зло бросил Сэм. – Если оно не отпустит Пиппина и Мерри, я его повалю, ей–же–ей, чего бы мне это ни стоило! Надо будет – ствол зубами перегрызу, а повалю!

Он бегом вернулся к лошадкам и в два счета примчался обратно с двумя трутницами и огнивом.

Вдвоем с Фродо они быстро собрали кучку сухой травы, листьев, наломали коры и сложили надо всем этим с другой стороны ствола, подальше от пленников, маленький костерок из обломанных сучков и щепок. С первой же высеченной Сэмом искры сухая трава занялась. Над костерком заплясали язычки пламени, пошел дым. Щепки затрещали. Тонкие пальцы огня коснулись сухой, морщинистой коры старого дерева и слегка обуглили ее. Ива содрогнулась от корней до верхушки. Листья яростно зашипели от боли. Мерри громко вскрикнул. Откуда–то из глубины ствола донесся приглушенный вопль Пиппина.

– Погасите! Погасите! – закричал Мерри. – Оно перекусит меня надвое, если вы не погасите огня! Оно само сказало!

– Кто сказал? Что ты такое говоришь? – бросился Фродо туда, откуда доносился голос.

– Огонь! Погасите огонь! – взмолился Мерри.

Ветви ивы начали яростно раскачиваться. Послышался как бы нарастающий шум ветра [120] ; всколыхнулись кроны соседних деревьев, потом дальних – словно кто–то бросил камень в мирно дремлющий омут, и по Лесу побежали круги гнева. Сэм пнул костерок и затоптал угольки. Фродо, сам уже не зная, что делает и зачем, кинулся вперед по тропинке с криком: «Помогите! Помогите!» Собственный голос казался ему комариным писком – ветер в ивах срывал слова с губ, и они сразу же тонули в грозном шуме листвы. Фродо впал в отчаяние и окончательно потерял голову.

И вдруг он остановился. Кто–то ответил ему – сзади из Леса, оттуда, где тропа уходила в чащу. Фродо обернулся, прислушался – и вскоре сомнений у него не осталось: в Лесу звучала песня! Веселый басовитый голос беспечно и радостно разносился по Лесу, громко распевая какую–то околесицу:

Что это – новая неизвестная опасность или спасение? Фродо и Сэм замерли не дыша. Но поток бессвязной чепухи (или это только поначалу показалось, что чепухи?) внезапно превратился в звонкую, громкую, настоящую песню:

Фродо и Сэм стояли как зачарованные. Ветер дунул последний раз – и стих. Листья снова молча повисли на замерших ветвях. Песня зазвучала громче – и вдруг, подскакивая и приплясывая, над камышами появилась видавшая виды мятая шляпа с высокой тульей и длинным голубым пером [122] , заткнутым за ленту. Шляпа еще разок подпрыгнула, вильнула – и на тропе показался человек… или человек только с виду. По крайней мере, для хоббита он был явно великоват и тяжеловат, хотя на Большого, пожалуй, все же не тянул. Зато шум он поднял такой, что хватило бы на двух Больших: вовсю топал толстыми ногами в огромных желтых башмаках и мял траву и камыши, как корова по дороге на водопой. На нем был синий балахон. Длинная каштановая борода доходила до пояса. Яркие синие глаза, лицо, похожее на спелое румяное яблоко, прорезанное сотней веселых морщинок… В руках неизвестный держал широкий лист, где, как на блюде, покоился ворох белых кувшинок.

– Помогите! – закричали Фродо и Сэм, бросаясь к нему с протянутыми руками.

– Тише, тише! Стойте здесь! – воскликнул незнакомец, поднимая ладонь, и хоббиты замерли на месте, словно кто–то внезапно превратил их в столбики. – Ишь как разлетелись! Что кузнечные мехи, оба распыхтелись! Знаете меня? Так знайте: я – Том Бомбадил. Рассказывайте, что там у вас случилось? Том сегодня торопится. Не поломайте моих кувшинок!

– Моих друзей защемила Старая Ива! – воскликнул Фродо, задыхаясь.

– Господина Мерри зажало в дупле! – подхватил Сэм.

– Что?! – подпрыгнул Том Бомбадил. – Старуха Ива? Только и всего–то? Ну, этому горю пособить несложно. Знаю я, чем ее пронять. Ну, старая карга! Да я ей все печенки заморожу, если опять баловать вздумает. Вот запою ей корни, будет знать! Такой ветер подниму – не то что листьев, ветвей недосчитается! Ох уж мне эта Старая Ива!

Он бережно опустил на траву кувшинки и поспешил к Иве. Из дупла торчали только пятки Мерри – дерево успело втянуть беднягу еще глубже. Том приложил рот к дуплу и что–то запел вполголоса. Слов хоббиты разобрать не смогли, но Мерри явно приободрился и задрыгал ногами. Том отскочил в сторону, отломил одну из веток и ударил ею по стволу.

– Ну–ка, Старая Карга, выпускай добычу! И о чем только ты думаешь, голуба? Ты должна спать – и все! Вкапывайся глубже! Ешь землю! Пей воду! Спи крепче! Слушай Бомбадила!

Он ухватил Мерри за ноги, дернул – и рывком вытащил из внезапно раскрывшегося дупла.

Раздался оглушительный треск. Ствол расселся, и Пиппин вылетел на траву, словно ему дали хорошего тычка. Оба дупла, громко щелкнув, закрылись. Дерево содрогнулось от корней до верхушки – и наступила полная тишина.

– Спасибо! – один за другим пролепетали хоббиты.

Бомбадил покатился со смеху.

– Ладно, ладно, дружочки! – воскликнул он, отсмеявшись и заглядывая каждому в лицо, для чего ему пришлось наклониться. – Сегодня вы пойдете ко мне домой! Стол уже накрыт – желтые сливки, медовые соты, белый хлеб, масло! И Златовика дожидается. Ужин долгий – хватит времени на расспросы. Спешите за мной, да поторапливайтесь!

С этими словами он поднял свои кувшинки, махнул рукой, приглашая следовать за ним, и, приплясывая, поскакал вперед по тропе, распевая какую–то несусветицу.

Донельзя удивленные, не до конца еще веря в спасение, хоббиты не нашли, что сказать, и молча поспешили за Томом. Но угнаться за ним было непросто. Вскоре чудесный избавитель скрылся за камышами, а песня стала отдаляться и затихать – и вдруг голос долетел с удвоенной силой: