Но до исполнения этого желания было еще далеко. Вот уже многие годы она была голодна и томилась в своем логове, в то время как мощь Саурона росла. Свет и живые существа избегали ее владений, город в долине лежал в руинах, и к ее логову давно уже не приближались ни человек, ни эльф – только незадачливые орки, пища скверная и очень осторожная. Но Шелоб нуждалась в еде, и, сколь усердно ни рыли орки все новые и новые извилистые коридоры, ведущие к башне и перевалу, она всегда исхитрялась кого–нибудь изловить. Впрочем, она жаждала более сладкого мяса. И вот наконец Голлум добыл его.

– Увидим, да, да, мы еще увидим, – частенько говаривал он себе во время долгого и опасного пути от Эмин Муйла до Моргульской Долины, когда им овладевали злобные мысли. – Очень может быть, о да, очень может быть! Кости и пустую одежду она выбрасывает, значит, мы найдем Его, мы получим Его, наше Сокровище, и это будет наградой для бедного, несчастного Смеагола, который принес ей такую вкусную еду! И мы спасем Сокровище, о да, спасем, как и обещали. А когда Оно будет у нас, в безопасности, тогда Она узнает, о да! Тогда мы отплатим Ей, мое Сокровище. Тогда мы всем за все отплатим!

Такой план вынашивал он в дальних уголках своих мыслей, надеясь скрыть задуманное даже от Нее; с этим–то он и явился к Ней и склонился перед Нею в низком поклоне [474] , пока хоббиты спали.

Что до Саурона, он знал про Шелоб и знал про ее гнездилище. Ему нравилось, что на границе его страны обитает эта тварь, голодная, исполненная никогда не ослабевавшей злобы. Она стерегла этот древний путь в его страну лучше, чем самая надежная стража. Орки, конечно, рабы полезные, но их у него было великое множество. Время от времени Шелоб отлавливала одного–другого, чтобы заморить червячка, – ну так и что же? Иногда он сам посылал ей какого–нибудь пленника, если терял в нем нужду, – так хозяин балует кошку лакомыми объедками («моя кисанька» – называет он ее, но ей до него нет никакого дела). Пленника волокли к ее логову, смотрели, что будет, и доставляли в Барад–дур подробный отчет о том, в какую игру сыграла Шелоб со своей жертвой на этот раз. Шелоб и Саурон жили каждый сам по себе, находя удовольствие каждый в своих занятиях; они не опасались ничьего гнева, не страшились никаких врагов – и злоба их не оскудевала. Не было случая, чтобы кто–нибудь, пусть даже муха, избежал сетей паучихи. Но тем сильнее разъярилась она на этот раз, и тем острее взыграл в ней старинный голод.

Бедный Сэм не имел ни малейшего представления о том, сколь могущественные злые силы вооружились на этот раз против него и Фродо, но с каждым шагом ему становилось все страшнее – хотя он и не мог понять, чего, собственно, боится. Наконец страх так навалился на плечи хоббиту, что Сэм перешел на шаг. Ноги у него внезапно стали как чугунные.

Ужас подстерегал везде – сзади, спереди, сбоку. Взять хотя бы перевал! Ведь там враги, а хозяин про все позабыл и бежит, не таясь, прямо им в лапы! Что это на него нашло? Оторвав взгляд от мглы позади и бездонной черной пропасти по левую руку, Сэм снова посмотрел вперед – и впал в настоящую панику. Во–первых, меч Фродо, все еще обнаженный, горел ярким голубым пламенем, во–вторых, несмотря на то, что небо над перевалом давно потемнело, в окне башни светился красный огонек.

– Орки, – пробормотал Сэм. – Так просто мы не прорвемся. Да тут полным–полно орков, а может, и еще кого похуже!

Вспомнив об осторожности, ставшей за время пути его второй натурой, он крепче сжал драгоценную скляницу, которую все еще держал в руке. Рука засветилась алым светом живой крови. Но свет мог выдать их, и Сэм, спрятав скляницу в нагрудный карман, поплотнее запахнул эльфийский плащ. Затем он прибавил шагу, намереваясь догнать хозяина, – но тот бежал быстрее. Их разделяло уже не меньше двадцати шагов, а Фродо по–прежнему со всех ног мчался вперед – вот–вот растворится среди серой мглы, как тень среди теней…

И тут – не успел Сэм спрятать на груди звездную скляницу – впереди него откуда ни возьмись появилась Она. Из черной дыры, скрытой чуть левее, в тени утеса, внезапно вынырнуло отвратительное чудовище. Такое не могло бы пригрезиться и в самом жутком кошмаре. По виду это была, пожалуй, паучиха, но какая! Больше любого хищника и, главное, много страшнее, ибо глаза ее смотрели осмысленно, злобно и беспощадно. Это были те самые чудовищные глаза – вернее, множество глаз на вытянутой вперед голове, – которые хоббиты думали напугать и торжествовали уже победу; теперь глаза снова горели страшным огнем. Увенчанная огромными рогами голова качалась на короткой неподвижной шее, торчавшей из огромного, непомерно разбухшего тулова, которое болталось на бегу и билось о длинные ноги. Черную спину паучихи покрывали лиловые, мертвенного оттенка пятна, белесое брюхо бледно фосфоресцировало: от него–то и исходил смрад. Ноги чудовища по–паучьи переламывались в коленях высоко над туловом и щетинились жесткими волосинками, похожими на стальные иглы; каждая нога кончалась острым когтем.

Протащив огромный мягкий живот и сложенные вдвое конечности через узкий запасной выход, Шелоб припустила вперед на диво шибко, то поспешно переставляя скрипучие ноги, то внезапно делая большой прыжок. Сэм оказался сзади, Фродо – впереди, Шелоб – посередине. То ли она не видела Сэма, то ли, заметив, что свет у него, решила пока не трогать, но все ее внимание сосредоточилось на Фродо, который очертя голову мчался вперед – а ведь у него не было скляницы! – и не подозревал о грозящей ему опасности. Он бежал быстро, но Шелоб была проворнее. Еще пара скачков – и она его настигнет!

Сэм набрал воздуха и завопил что было мочи:

– Оглянитесь, хозяин! Сзади! Я…

Тут его крик оборвался. Рот ему зажала длинная липкая рука. Другая такая же обхватила шею, вокруг ноги тоже что–то обвилось. Сэм потерял равновесие и опрокинулся прямо в объятия противника.

– Попался! – зашипел Голлум ему в ухо. – Наконец–то мы его схватили, С–сокровище мое! Да! Наконец–то этот гадкий, скверный хоббитс у нас–с в ручках! Мы позаботимся о нем, о да, о да. А Она займется вторым. Да, да, его заполучила Шелоб. Смеагол тут ни при чем. Смеагол обещал. Он не тронет хозяина, о нет, о нет. Зато Сэма он тронет, и еще как! Попался, попался, злой доносчик, предатель и проныра! – И Смеагол плюнул Сэму в затылок.

Вся ярость, все отчаяние, на какие только Сэм был способен, вскипели и ударили ему в голову. Хозяин в смертельной опасности – а тут еще предательство! Такая неистовая сила вдруг обнаружилась в руках у хоббита, что Голлум несколько опешил. Он никак не ожидал такой прыти от Сэма, которого считал медлительным и глуповатым. Даже сам он не смог бы вырваться из подобного захвата так быстро и ловко. От неожиданности ладонь, зажимавшая Сэму рот, соскользнула, и хоббит рванулся сначала назад, потом вперед, пытаясь освободиться от второй руки, обхватившей его за шею. Меч все еще был у хоббита в правой руке, а в левой, на ременной петле, висел посох Фарамира. Сэм предпринял отчаянную попытку повернуться и ударить врага мечом, но Голлум оказался проворнее: он быстро выбросил вперед правую руку и вцепился Сэму в запястье. Пальцы у Голлума были как клешни. Он медленно, но неуклонно начал пригибать руку Сэма к себе и вниз, пока тот, вскрикнув от боли, не выронил меч. Тем временем другая рука Голлума все крепче сжимала хоббиту горло…

Тогда Сэм пустил в ход последний прием. Он что было сил рванулся вперед, прочно встал на ноги – и внезапно опрокинулся на спину.

Прием был самый простой, но от Сэма Голлум не ожидал даже такого и с размаху брякнулся оземь. Крепкий, плотный хоббит всем весом рухнул сверху ему на живот. Голлум резко зашипел, и на мгновение хватка на горле Сэма ослабла, хотя запястье правой руки хоббита так и осталось в цепких клещах Голлумовых пальцев. Сэм резко дернулся вперед и вбок, вскочил, крутанулся вправо, через захваченную руку, – и тут же, ухватив левой рукой посох, с хрустом обрушил его на лапу предателя чуть пониже локтя.