– Вы почти ничего не сказали про эльфов, сударь, – набравшись храбрости, подал голос Сэм. Он заметил, что Фарамир вроде говорил об эльфах вполне уважительно. Это завоевало гондорцу Сэмово доверие и усыпило все Сэмовы страхи надежнее, чем учтивость Командира, чем его хлеб и вино.

– Поистине так, – сказал Фарамир. – Но я не сведущ в эльфийском Предании. Впрочем, ты, сам того не зная, коснулся одной из черт характера, которые сильно изменились в нас с нашим превращением из нуменорцев в жителей Средьземелья. Если ты был спутником Митрандира и беседовал с Элрондом, ты, должно быть, знаешь, что праотцы нуменорцев, Эдаины [452] , в первых войнах сражались бок о бок с эльфами. В награду им было дано королевство среди Моря, откуда видны были берега Эльфийского Острова [453] . Средьземельские же люди и эльфы за годы Тьмы размежевались – виной тому Вражьи чары и неизбежные в потоке времен изменения, постигшие и тех и других, так что оба племени, расставшись, успели далеко уйти каждое по своей дороге. Теперь люди страшатся эльфов и не доверяют им, хотя мало что знают о Старшем Народе. Мы, гондорцы, с некоторых пор уподобились в этом людям Рохана и всем прочим племенам, ибо хотя роханцы и враги Черному Властелину, эльфов они избегают и о Золотом Лесе говорят со страхом. Но меж нас еще встречаются смельчаки, которые общаются с эльфами. Некоторые из них тайно покидают Гондор и уходят в Лориэн; правда, обратно они возвращаются редко… Что до меня, то я не ищу встреч с жителями Лориэна. Мнится мне, в наше время смертному опасно по своему почину отправляться на поиски Старшего Народа. И все же вам, говорившим с Белой Госпожой, я завидую.

– Владычица Лориэна! Галадриэль! – мечтательно воскликнул Сэм. – Вам бы непременно надо повидать ее, сударь! Я самый обыкновенный хоббит, по ремеслу садовник, в стихах дуб дубом и сочинять не умею – так, смешное что–нибудь иногда, а чтобы настоящие стихи – этого нету. А потому я не могу вам передать, какая она. Тут нужна песня! Вот Бродягу бы сюда, Арагорна то бишь, или старого господина Бильбо – они бы справились. Но я бы и сам с радостью сложил про нее песню. Она такая красивая! Такая чудесная! Иногда она похожа на высокое дерево в цвету, а иногда на белый нарцисс, маленький и хрупкий. Тверже алмаза и мягче лунного света – вот она какая. Теплая, как солнечный луч, и холодная, как звездный мороз. Гордая и далекая, как ледник в горах, и веселая, как обыкновенная девчонка, у которой по весне маргаритки в косах… Видите, сколько я наболтал чепухи, а все без толку!

– Видимо, она поистине прекрасна, – сказал Фарамир. – Губительно прекрасна!

– Ну, насчет губительно – не знаю, – возразил Сэм. – Думаю, люди сами приносят в Лориэн свою беду – и, конечно, натыкаются на нее, на беду эту, раз уж она пришла туда вместе с ними. Владычицу, конечно, очень даже можно назвать опасной, хотя бы потому, что в ней столько силы, столько силы! Иной об эту силу разобьется, как корабль о скалу, иной утонет, как хоббит, если его бросить в реку. Но скалу и реку винить глупо [454] . А Боро…

Сэм вдруг запнулся и покраснел.

– Ну же! «А Боромир»?.. Ты это хотел сказать? – прищурился Фарамир. – Что ты имеешь в мыслях? Он тоже принес в Лориэн свою беду?

– Да, сударь, уж вы меня простите, принес, хотя брат ваш был человек очень замечательный, если, конечно, мне дозволено о нем судить. Но вы с самого начала обо всем верно догадались. Я за ним наблюдал с первой минуты, от самого Ривенделла, наблюдал и слушал. Только не подумайте, что я ему не доверял или зла ему хотел! С ним все было в порядке, но вы же понимаете, мое дело – беречь хозяина. И вот вам мой сказ: именно в Лориэне Боромир в первый раз окончательно понял сам себя, а я и раньше догадывался. То есть Боромир понял, чего он хочет, давно хочет, с тех самых пор, как увидел: Вражье Кольцо!

– Сэм! – вскричал Фродо, отшатнувшись. Он погружен был в свои думы и очнулся только теперь – но поздно.

– Мамочки! – охнул Сэм, побелев как мел и тут же снова побагровев до корней волос. – Опять я опозорился! Говорил мне мой Старикан: «Каждый раз, когда у тебя случайно откроется рот, суй туда поскорее пятку!» Мамочки мои! Что же я наделал! – Собрав всю смелость, он обратился к Фарамиру, глядя ему прямо в глаза: – Послушай, господин! Не обращай этой моей оговорки против хозяина! Он не виноват, что у него такой глупый слуга! Ты так хорошо говорил об эльфах и обо всем остальном, так правильно! Вот я и разинул рот шире, чем надо. Мы в Заселье говорим: «Тот хорош, кто хорош на деле». Так покажи, каков ты на деле! Когда же, как не теперь?

– По всему так, – медленно и очень тихо проговорил Фарамир со странной улыбкой на губах. – Вот, значит, о чем речь! Единое Кольцо, которое считали сгинувшим! Значит, Боромир хотел отобрать его силой? А вы ускользнули? И прибежали прямо ко мне в руки? Неплохо! Здесь, на безлюдье, вам деться некуда. Двое невеличков – и целый отряд воинов, над которыми я командир, а в придачу – Кольцо, которое правит всеми Кольцами! Какой поворот судьбы! Наконец–то Фарамир, полководец Гондорского войска, покажет себя на деле. Когда же, как не теперь? Ха!

Высокий и суровый, он встал; серые глаза его сверкнули. Фродо и Сэм вскочили с табуретов и, схватившись за мечи, прижались спинами к стене. Воцарилась полная тишина. Все, кто был в пещере, удивленно обернулись. Но Фарамир вдруг опустился обратно в кресло, негромко рассмеялся, и лицо его снова стало серьезным.

– Увы Боромиру! Это испытание было для него чрезмерно жестоким, – молвил он. – По вашей вине печаль моя сделалась еще горше, чудны?е невелички, несущие с собой погибель человеческую! Но вы людей знаете хуже, чем я – хоббитов! Мы, гондорцы, всегда говорим лишь правду. Бахвалов среди нас нет. Мы или выполняем клятву, или гибнем, пытаясь ее выполнить. Я сказал: «Найди я эту вещь на дороге, я не стал бы за ней нагибаться». Так что если бы я и пожелал теперь эту вещь – сказанное для меня равносильно обету. Ему я и последую, хотя не знал в точности, о чем идет речь, когда давал его. Но я совсем не жажду завладеть Им! Может быть, потому, что знаю: есть опасности, на которые человеку лучше не напрашиваться. Сядьте и отбросьте тревоги! Утешься, Сэмуайз! Со стороны может показаться, что ты оступился, но, видно, этого хотела судьба. Сердце у тебя не просто слепо предано хозяину – оно зорче твоих глаз. Это покажется странным, но мне действительно можно было вверить вашу тайну. Не исключено, что ты на самом деле крепко помог своему хозяину, которого так любишь. Насколько это зависит от меня, твой промах обернется ему на пользу, так что не огорчайся. Но никогда более не говори о Нем вслух. Пусть сегодняшняя оговорка окажется первой и последней!

Хоббиты опустились на свои табуреты и притихли. Воины вернулись к вину и беседе, решив, что командир просто сыграл с маленькими гостями какую–то веселую шутку и все уже позади.

– Наконец–то мы понимаем друг друга, Фродо! – сказал Фарамир. – Если ты взял эту вещь по просьбе других, не желая ее сам, – ты заслуживаешь сочувствия и великих почестей. Я дивлюсь тебе: носить такое оружие и даже не пытаться применить его! Вы для меня – существа новые, из мира, о котором я ничего не знал. Если все невелички подобны вам двоим, то в вашей стране, верно, царят покой и довольство. Надо думать, садовники там в большом почете!

– У нас далеко не все так хорошо, как ты говоришь, – ответил Фродо. – Но садовников мы и правда чтим – а как же иначе?

– И все же, полагаю, даже там, под сенью своих садов, вы иногда устаете, как все, на кого светит солнце этого мира! Теперь вы вдали от дома и утомлены долгой дорогой. На сегодня достаточно! Спите с миром – если можете. Не бойтесь ничего! Я не хочу ни видеть этой вещи, ни касаться ее, ни выспрашивать о ней больше, чем знаю, – а я знаю достаточно! Опасность слишком велика. Новое искушение может оказаться мне не под силу, и я выкажу себя более слабым, чем Фродо, сын Дрого. Идите отдыхать! Только скажите, если будет на то ваша воля, куда вы направляетесь и что собираетесь делать? Ибо сегодня я буду бодрствовать и размышлять. Время идет. Поутру всех нас ждет назначенный путь и всем придется торопиться.