– Вот здорово–то! – опять перебил Сэм, во всем видя подвох. – Стало быть, мы подойдем, постучимся и спросим: скажите, пожалуйста, мы в Мордор правильно идем? Хотя, может, если они Молчаливые, то не ответят… Какой во всем этом смысл? Уж лучше попытать счастья прямо тут. По крайней мере, далеко ходить не придется.

– Не надо шутить, – зашипел Голлум. – Ничего смешного тут нет. В Мордор вообще нет смысла ходить, да, нет смысла. Но раз уж хозяин говорит «Я должен идти» или «Я пойду», то ему надо что–то делать, как–то пытаться. Но в страшный город идти не надо. О нет, совсем не надо. Тут как раз и нужен Смеагол, добрый, хороший Смеагол, хотя ему никто не говорит, для чего хозяин это затеял. Смеагол поможет еще разок. Он нашел ее. Он знает, где она.

– О чем ты? – спросил Фродо.

Голлум скорчился в три погибели и зашептал:

– О тропке, которая ведет наверх, в горы. Там есть тропка, а потом лестница, узкая, узкая лестница. О да, очень длинная и узкая. А потом еще лестница. А потом, – он зашевелил губами почти беззвучно, – потом туннель, темный туннель, а потом маленькое ущелье и тропинка через перевал. По ней Смеагол когда–то выбрался из тьмы. Но это было много лет назад. Тропинка, наверное, давно пропала. А может, и нет, может, и нет…

– Не по душе мне все это, – решил Сэм. – Что–то больно просто. Если эта тропка еще там, ее наверняка тоже стерегут. Разве тогда ее не стерегли?

Сэму показалось, что в глазах у Голлума сверкнул зеленый огонь. Голлум что–то пробормотал, но что – было не разобрать.

– Разве тропу не стерегут? – спросил Фродо сурово. – И правда ли, что ты, Смеагол, именно бежал из страны Мрака? Может, тебя просто отпустили, да еще и поручение дали? По крайней мере, Арагорн, который нашел тебя у Мертвых Болот несколько лет назад, именно так и думал.

– Лож–ж–жь! – зашипел Голлум. При упоминании об Арагорне в глазах у него вспыхнула злоба. – Он оклеветал меня, да! Оклеветал! Я сам бежал. Сам, один! Мне и правда велели искать Сокровище, и я Его искал. Конечно, а как же? Но не для Черного. Нет! Сокровище было нашим, да, Оно было моим. Говорю вам, я бежал, да, бежал!

Фродо почему–то был уверен, что Голлум на сей раз говорит почти правду. Может, он действительно отыскал выход из Мордора, – по крайней мере, сам нашел дорогу, о которой говорит? Между прочим, от Фродо не укрылось, что Голлум сказал не «мы», а «я»: это был верный, хотя и редкий знак, что в Голлуме на миг проснулись остатки какой–то былой искренности. Но все равно нельзя было недооценивать коварство Врага. Что, если Саурон сам устроил ему этот побег – или намеренно посмотрел на него сквозь пальцы? Да и Голлум наверняка что–то скрывал.

– Еще раз спрашиваю – охраняют эту потайную дорогу или нет? – допытывался Фродо.

Но упоминание об Арагорне повергло Голлума в самое мрачное расположение духа. Он принял оскорбленный вид завзятого лгуна, которого заподозрили во лжи именно тогда, когда он один–единственный раз сказал правду, – ну, не всю, ну, часть правды, ну, и что с того?

– Так стерегут твою тропу или не стерегут? – еще раз спросил Фродо.

– Может быть, и стерегут, все может быть. В этой стране везде опасно, – угрюмо буркнул Голлум. – Везде! Везде! Хозяин должен попробовать ту дорогу или сразу идти домой. Нету других дорог.

Больше от него ничего нельзя было добиться. Названия опасной башни и перевала он не знал – а может, просто не захотел сказать.

А назывался перевал Кирит Унгол [428] , и название это было окружено ореолом ужаса. Арагорн, наверное, сразу растолковал бы хоббитам, что оно означает, а Гэндальф смог бы вовремя предостеречь их. Но хоббиты были предоставлены сами себе. На совет Гэндальфа или Арагорна рассчитывать не приходилось – Арагорн был далеко, а Гэндальф стоял среди развалин Исенгарда и сражался с Саруманом. Предательство задержало его в пути. Но даже в час вынесения приговора, даже когда на ступени Орфанка, брызнув пламенем, упал палантир, Гэндальф помнил про Фродо и Сэма и через все разделяющее их огромное пространство искал их мысленным взором – с надеждой и состраданием.

Может быть, Фродо, сам того не зная, почувствовал это – точь–в–точь как прежде на Амон Хене, хотя ни капельки не сомневался, что тень Морийской бездны поглотила Гэндальфа навеки. Он опустился на землю и долго сидел, понурившись и припоминая все, что слышал от Гэндальфа. Однако на сей случай волшебник никаких советов, кажется, не давал. Вот уж поистине, не вовремя лишила их судьба наставника и советчика! Они остались одни слишком рано. Черная Страна была тогда еще так далеко! Как туда проникнуть, Гэндальф никогда не говорил. А может, он и сам не знал дороги?

В северной твердыне Врага, Дол Гулдуре, Гэндальф побывал. А Мордор, Огненная Гора и Барад–дур? Пробирался ли он туда хоть раз с тех пор, как Черный Властелин, вновь обретя силу, вернулся в свои прежние владения? Фродо подозревал, что нет. Значит, он, невеличек из Заселья, обычный хоббит из далекой, тихой деревушки, должен каким–то образом найти дорогу, по которой не смогли или не осмелились пройти даже Великие! Злой ему выпал жребий! Но он выбрал свою судьбу сам, сидя у собственного камина, выбрал той достопамятной весной прошлого года, далекой и странной весной, которая казалась теперь главой из книги о юности мира, о временах, когда цвели Золотое и Серебряное Деревья… Выбор предстоял тяжкий. Какой дорогой идти? А если обе дороги ведут к ужасной гибели – тогда, спрашивается, что толку выбирать?

День все не кончался. Над серой ямой, где притаились трое путников, стояла глубокая тишина. Молчание было почти осязаемым – казалось, оно, как плотное покрывало, окутывает и отделяет их от остального мира. Вверху круглился бледный купол неба, прочерченный дымными полосами, неизмеримо и безнадежно далекий. Неподвижные толщи воздуха меж землею и небом, казалось, насыщены были тяжкой, давящей думой.

Орел, парящий в вышине, и тот вряд ли заметил бы хоббитов; угнетенные тяжестью своего жребия, они сидели, молча закутавшись в тонкие серые плащи, и не шевелились. Может, взгляд зоркой птицы и задержался бы на Голлуме, который лежал, распростершись на склоне ямы: ни дать ни взять человечек. Правда, уж очень он напоминал детский скелет. Руки и ноги у него исхудали так, что от них остались кожа да кости, а лохмотья одежды почти истлели… «Ради такого доходяги не стоит и утруждаться», – решил бы, наверное, орел.

Фродо сидел, уперев подбородок в колени, а Сэм откинулся на спину, заложил руки за голову и блуждал взглядом в пустынных небесах. Капюшон он на всякий случай надвинул поглубже.

Вдруг Сэму показалось, что в небе описывает круги какая–то тень – не то птица, не то неведомая крылатая тварь. Вот она покружилась, на мгновение зависла над ямой – и пропала. Следом появились еще две, а потом и третья. Сэм видел только крошечные черные пятнышки, но почему–то знал, что на самом деле это исполинские чудища с огромными крыльями. Он пригнулся, пряча лицо. Его обуял тот же страх, который он всегда чувствовал с приближением Черных Всадников и который предупреждал об их появлении – обезоруживающий, обессиливающий страх, прилетающий на крыльях ветра вместе с леденящим душу криком, и черная тень, на лице луны. На этот раз, правда, ужас не сокрушил воли хоббитов и не завладел всей душой, как прежде. Опасность была дальше, чем обычно. Но она все же была, и Фродо ее тоже почувствовал. Ход его мысли нарушился. Он пошевелился и вздрогнул, но головы не поднял. Что касается Голлума, тот мигом свернулся, словно испуганный паук. Но крылатые чудища сделали всего пару кругов и, резко снижаясь, стремительно скрылись за горами, в Мордоре. Сэм перевел дыхание.

– Опять Всадники, и опять в небе, – хрипло прошептал он. – На этот раз я их ясно видел! Интересно, а они могут нас увидеть? Они кружили так высоко! Если это Черные Всадники, ну, те, что раньше, то ведь они днем не очень хорошо видят?

– Наверное, не очень, – предположил Фродо. – Но кони у них раньше были зрячие… А эти крылатые твари, верно, зорче орлов. Они вообще–то похожи на стервятников, только слишком большие. Что же они ищут? Мне кажется, Враг насторожился. Но почему?